Деда звали Афанасием Петровичем. За кружкой горячего чая он рассказал Владу о последних новостях в городе.
- Мруть люди, от голода и холода, як мухи мруть. Внучка похоронил… - и он тоскливо замолк.
Влад не нарушился прервать тишину, пока ветеран сам не продолжил.
- Живу вот, в лютой ненависти. Хтой бы меня в партизаны взял, я бы пошел. Хоть у чем, но пригодився бы хлопцам. И так скоро помирать…
- Петрович, а что слышно о партизанах? – спросил Влад.
- Той и слышно, шо они шороху тут навели, проклятых малость тут позничтожили. Та ты же сам, видать, из ихних будешь? – и дед лукаво прищурился.
- Был, Петрович, был. Но потерялся, надеюсь, встречу своих.
- Ты й там як найдешь хлопцев своих, командиру передавай, шо я и таки як я ему шибко благодарны за цэ святое дело.
- Передам, Петрович, обязательно передам! Только дело у меня тут еще есть. Семье своей помочь нужно.
- Сынку, моя хата – твоя хата. Ежли чево, схрониться треба буде, знаешь, як сюды добраться. А одежу носи, шоб тоби не впиймали, приняв за партизана.
До воинской части Влад добрался уже не таясь, благо гражданская одежда не привлекала внимания, и население города робко, но передвигалось по улицам, высматривая, где еще можно что-то найти, использовав для обогрева. Здесь была главная база врага на юге страны, и именно здесь, недалеко, сложили головы многие хлопцы, поверившие предателю-майору, поведшему их на убой. Осторожно обойдя периметр вокруг, диверсант приметил в подъезде многоэтажного дома, стоявшего напротив части, приоткрытую дверь в квартиру на первом этаже. Это было странно, ведь в такое смутное время, когда и соседи, с которыми много лет могли прекрасно общаться, становились на путь мародерства, все жили за закрытыми замками. Влад вошел в приоткрытую дверь и понял причину. В квартире, в кресле, сидела упокоенная старушка. По ее отощавшему овалу лица была видна причина несчастья, случившегося с ней. Запаха почти не было, а значит, умерла она недавно. Накрыв пледом старушку с головой, Влад занялся собственно тем делом, ради которого все затевалось. С окна, где был вид на часть, все хорошо просматривалось, и он стал наблюдать. Не понадобилось много времени, чтобы определить, в каком доме, расположенном на территории части, проживает командующий вражескими войсками здесь, в регионе. Как там его, вспоминал Влад... Филипп Харви! Бригадный генерал. А всего бойцов здесь вражеских около 3000, с вычетом тех, кого зачистили вместе со зданием в погранчасти. Если, конечно, подмога не подоспела за это время.
В любом случае, противостоять им в одиночку не стоило и надеяться, поэтому план был другой.
Больше всего Влада смущали расположенные окрест части видеокамеры наружного наблюдения, по всему, оборудованные и инфракрасной съемкой. Внутри части, правда, подобных камер не наблюдалось, а значит, требовалось преодолеть только это препятствие незамеченным, дальше будет легче. Будет ли?! Часть нашпигована натовскими солдатами! Но это в дневное время. Ночью должно быть тихо, за исключением патрулей, перемещения вряд ли будут производиться.
Сумел вычислить мертвую зону, недоступную камерам наблюдения. Примечательно, что и колючей проволоки поверху этой стены не было – видимо, понадеялись на высоту – а она действительно, для забора была немаленькой – около пяти метров, выполнена из кирпича.
Дождался ночи. Коротким перебежками добрался до стены и стал подниматься по ней. Это не было легкой задачей – ведь снаряжения для подъема у него не было. Но ведь не зря элитные бойцы спецназа армии Китая за 30 секунд взбираются без всякого снаряжения на высоту пятого этажа кирпичного дома! Ведь его многолетняя разносторонняя физическая подготовка включала в себя – хотя бы и основы - паркура и поднятия по зданиям без снаряжения. И хотя профессиональным скалолазом он не был, но физической силы, в том числе, в верхней части его тела, было достаточно. Также пригодились занятия пауэрлифтингом, укрепившие связки и сухожилия его кистей и пальцев. Когда пауэрлифтер-спортсмен поднимает в становой тяге штангу, он не сжимает накрепко гриф в руках. Нет, пальцы выполняют роль крючков, достаточных для зацепа грифа, а вес штанги нередко превышает в несколько раз собственный вес спортсмена – тут впору вспомнить про муравья, поднимающего вес больше себя. Влад поднимал вес втрое больше себя – и в то же время его результат не был чем-то выдающимся, ведь особенно отличившиеся спортсмены поднимают вес и в 4 раза больше собственного. Владу способствовало и то, что стена имела небольшие межкирпичные щели, такова была кладка – не очень гладка. Да и ветры с сыростью – извечный спутник Новороссийска - вымели часть цемента, углубив щели так, что в них можно было вставить кончики пальцев на глубину верхней фаланги - в полтора-два сантиметра. Также ему впору пришлась обувь – жесткая, с резиновым кантом, выдающимся вперед – таковы были кеды, выделенные ему дедом. Ведь требовалось соблюдать технику скалолазания, предусматривающую опору на три точки. Держа тело параллельно стене, Влад карабкался вверх, на одной линии правой руки, тянущейся верх, и левой ноги, вытянутой в качестве опоры, затем наоборот. Так обеспечивалась устойчивость. Ступни Влад держал под прямым углом к стене, упираясь в стену носком. Параллельно стены ступни при перемещении держать нельзя, снижается устойчивость. Мрак ночи частично развеивался фонарями, подсвечивая ему путь наверх. Наконец, его руки зацепились на верхней кромке стены, и он смог оглядеть территорию части. Ничего подозрительного. Перемахнув через ограду, Влад спрыгнул на землю и привычно погасил кувырком нагрузку.
Здесь камер не было, и Влад проворно, перебежками и переползаниями, добрался до нужного ему одноэтажного домовладения. Подойдя к окну кухни, и пригнувшись, он услышал голос девушки, напевающей по-английски какую-то мелодию. Она занималась уборкой, расставляла посуду. Влад ждал, краем глаза поглядывая в окошко. Ждал Филиппа Хамви, командующего, который должен был уже возвратиться домой, но почему-то задерживался в штабе. Спустя полчаса томливого ожидания, Влад заметил, что эта девушка – лет двадцати-двадцати пяти – судя по всему, была или молодой женой, или взрослой дочерью врага – стала накрывать на стол. Но стол она стала сервировать только на одного человека! Это в его планы не входило, должно быть, этот Хамви – надо же, даже фамилия имеет корень «Хам», что символично – не собирается ночевать дома, очевидно, у него много работы в штабе. Но в штаб Владу не пробиться – он один, и из оружия у него только старенький, но добрый пистолет. И он внес коррективы в свои планы.
Ворвавшись через незапертую дверь в комнату, он своим появлением испугал девушку, и в ее глазах отразился ужас. Но она быстро пришла в себя и схватила с мойки нож, которым быстро полоснула по воздуху перед приближающимся русским, да так быстро, что Влад только и успел, что подставить кисть, закрывая шею и, спасая жизнь, получил небольшое ранение – рана была неглубокая, но кровь на стол и полы успела накапать. Следующим движением размашистым ударом ладонью по голове (щадя девичьи кости – хоть и врага) Влад отправил девушку в бесчувственное состояние. Из найденных полотенец сделал кляп и связал руки девушки перед собой. Порылся в комнате, и увидел фото этого Хамви, где он, в форме, сфотографировался рядом с этой девушкой. Да, определенно это была не домохозяйка – да и черты лица ее и этого генерала были похожи, видимо, его дочь. Фото вложил в карман. На найденном листке написал по-русски (уж перевести найдется кому – предателей и перебежчиков из числа русских было немало!) следующее послание командующему вражескими войсками:
«Филипчик! Твоя дочь у меня! Если ты хочешь получить ее назад целой и невредимой, а не по частям, то будь ласка – обеспечь освобождение моей семьи и ее доставку в лесной массив за городом, по главной дороге, на расстояние 10 км от города, спустя сутки, как найдешь это послание! Без всякого хвоста и слежения! Я понимаю, что ваше правительство с террористами не договаривается, а по вашим чертовым понятиям меня и всех, кто борется с вашей оккупационной властью, вы обозвали террористами, но решить вопрос – и каким образом – в твоих силах, Филипчик! Обмен на обмен – моя семья, которая у тебя в заложниках, на твою семью! Получишь свою дочь спустя сутки после того, как я получу свою. Договариваться более не о чем, как понимаешь, адрес – куда писать или звонить – я по понятным причинам тебе сказать не могу. Поэтому ты или принимаешь мои условия, или я тебе неделю буду присылать по частям твою дочь, при этом она до последнего дня будет жить, уж я об этом позабочусь!
И да, ты можешь мне не поверить, однако я даю слово – что сдержу свое обещание, и если моя семья будет в целости и сохранности возвращена мне, и никаких подстав и погоней не будет, ты получишь свою дочь живой и невредимой. Да тебе и деваться некуда – альтернатив у тебя нет!
Владислав Строгов, бывший командир диверсионной группы и партизанского отряда.
P.S. Для тупых – кровь на кухне – не твоей дочери. Пока не твоей…
Из простыней скрутил веревку, а из столовых приборов сделал подобие крюка, согнув несколько столовых ножей, и связав между собой. Ведь с такой ношей уже подняться по стене на одних кончиках пальцев будет практически невозможно – из-за смещенного центра тяжести, хотя девушка весила немного, около 50 килограмм.
Выйдя и осмотревшись, удостоверившись, что все по-прежнему тихо, Влад посадил девушку себе на спину, продев ее связанные руки себе за голову, а ноги связав перед собой, обхватив ими себя вокруг пояса. На всякий случай, скрученной простыней дополнительно привязал девушку к себе, надеясь, что удастся с пленницей выбраться за территорию части необнаруженным. Он даже не хотел себе представлять, что с ним сделают, если он попадется с похищенной дочерью командующего, ведь тогда смерть ему покажется слаще самых гнусных пыток.
Аккуратно, уже по знакомому маршруту, Влад передвигался к нужной ему стене, прикрываясь островками темноты, имеющимися между фонарями. Территория части была большой, и осветить ее всю – как ни старались – полноценно не удавалось, и это нашему диверсанту было только на руку.
Добрался без приключений, затем закинул крюк и по простыне стал подниматься на стену. Простынь натянулась и послышался тихий треск. Молясь про себя, Влад продолжал подниматься, и это давалось ему нелегко – видимо, сказалось общее ослабление организма, а с ними и физических сил, полученное в результате плохого питания при еще недавнем нахождении в плену. Простынь держалась, но уже на самом верху девушка вдруг очнулась, и задергалась у него за спиной. Кляп мешал ей кричать, но вот завязать ей глаза Влад в спешке позабыл, и она видела, что находится высоко, связанная, с кляпом во рту, на спине какого-то страшного русского. Влад пожалел, что у него не было никаких снотворных препаратов, оставалось приспособиться к обстановке, точнее, приспособить ее к себе. Когда он оказался наверху забора и смог спуститься на другую сторону, девушка попыталась связанными руками, находящимися у него на плечах, закрыть ему глаза. Пришлось ее успокоить еще одним ударом. Эх, война-война, как не любил Влад в мирной жизни, когда на женщин мужчины поднимали руку – но тут сама жизнь заставляла. Ему не хотелось думать, что генерал откажется выполнять его требование. Одно дело – убивать врагов, совсем другое дело – убивать девушку, да еще зверски, хотя бы она и была дочерью его главного врага. Как это сделать? Да и тогда он точно не получит свою семью назад. И с его семьей расправятся. Что же тогда делать? Оставалось надеяться, что генерал любил свою дочь настолько, что посчитает Влада палачом и садистом, русским варваром, способным на все! Впрочем, своими деяниями Влад уже доказал, с какой легкостью он способен убивать, он не считал, да и если бы считал – уже давно сбился бы со счета, сколько трупов врага уже удобряют его родную землю, или возвращаются в цинковых гробах за океан к своим семьям. Оставалось надеяться только на эту репутацию безжалостного убийцы. Все-таки, у Влада были свои понятия, в которых женщинам не место на войне, и с женщинами воевать нельзя, если только они не держат в руках оружие. Там, в гарнизоне, когда расправлялись с солдатами врага, там встречались женщины. Немного, но их было. Но там они носили форму военнослужащих, и неизвестно, сколько крови на их руках. Обычно женщины – которые становятся или могут стать матерью – они ценят жизнь, которую так не ценят мужчины, убивая себе подобных. Но если женщина становится воином, она не знает жалости к врагу и своей жестокостью и беспощадностью зачастую во много раз превосходит мужскую. Чего стоят кровавые деяния некоторых революционерок – убивавших людей сотнями и тысячами самолично. И там Влад никого не жалел. Но эта девушка, судя по всему, была гражданской, и непонятно только – зачем генерал взял ее с собой на войну. Неужели они там посчитали, что победа дастся им так легко, что угрозы рисковать близкими не будет никакой?! Это же какую нужно было разработать стратегию нападения и захвата российской территории, чтобы не считаться с подобной возможностью? Откуда такая самоуверенность? Впрочем, на эти и другие вопросы наш диверсант вряд ли получит ответы, и сейчас главное было – не засветиться и отойти на безопасное расстояние, спутав все следы врагу, который, безусловно, снарядит погоню вслед.