Известные выживальщики прошлого и современности

[Спартанец]

5 историй, доказывающих, что человек способен выжить в любых условиях.

Голливуд обожает истории выживания. Когда Арону Ралстону ради спасения своей жизни пришлось ампутировать собственную зажатую валуном руку, киношники не упустили шанса сделать из этой истории захватывающий фильм под названием «127 часов» и получить за него несколько вожделенных статуэток.

Однако есть и другие, не менее достойные «Оскара» истории, до которых Голливуд пока не добрался:

1. Антарктический ад Дугласа Моусона

В начале 20-го века австралийский учёный Дуглас Моусон организовал экспедицию в Антарктиду. 14 декабря 1912 года, когда Моусон и двое его коллег Белгрейв Ниннис и Ксавьер Мериц, собрав ценные для науки сведения, уже возвращались на базу, случилось несчастье: Ниннис провалился в расщелину и погиб. Падая, он увлёк за собой санки с припасами и большую часть собак из упряжки путешественников. До базы оставалось 310 миль (почти 500 км). Моусону и Мерицу предстояло пройти пешком по безжизненной ледяной пустыне, где укрыться или передохнуть было совершенно негде. Еды оставалось максимум на треть пути.

Когда припасы закончились, путешественникам пришлось есть собственных собак — а это значит, что тянуть санки теперь приходилось собственными силами. В конце концов Мериц умер от холода и истощения. Моусон остался один на один с бескрайним антарктическим ужасом. Его мучил конъюнктивит и такое жуткое обморожение, что начала сходить кожа, клочьями выпадали волосы, а подошвы ног сочились кровью и гноем. Но несмотря ни на что, путешественник упрямо двигался вперёд.

В какой-то момент он ступил на незаметную под слоем снега трещину, провалился в расщелину и беспомощным кулем повис над бездной, в то время как сани каким-то чудом намертво застряли в снегу на краю.
Даже в этой, казалось бы, безнадёжной ситуации Моусон не сдался. Он стал осторожно подтягиваться на четырёхметровой верёвке, время от времени останавливаясь и отдыхая, пока не добрался до края расщелины. Выбравшись наружу, он продолжил путь и, наконец, добрался до базы… где узнал, что судно «Аврора», на котором он должен был отправиться домой, отчалило всего пять часов назад!

Следующего пришлось ждать 10 месяцев.

2. История марафонца, потерявшегося в Сахаре

Песчаный марафон по Сахаре считается одним из самых трудных в мире. На этот шестидневный переход длиной в 250 км отваживаются только самые опытные и выносливые.

Полицейский и пятиборец из Сицилии Мауро Проспери тоже решил испытать себя. Четыре дня всё шло хорошо, Мауро шёл седьмым.
А потом поднялась песчаная буря. По правилам, в таких случаях участникам полагалось остановиться и подождать помощи, но итальянец решил, что какая-то буря ему не помеха — что он, песка не видел! Мауро обернул голову шарфом и продолжил путь.

Через шесть часов ветер утих, и Проспери понял, что всё это время шёл куда-то не туда. Он оказался так далеко от остальных, что даже сигнальные ракеты были бесполезны — никто их не видел. Абсолютно один, посреди самой обширной и негостеприимной пустыни на всей Земле.

Проспери ничего не оставалось делать, кроме как продолжать идти. Для экономии жидкости мочиться приходилось во флягу из-под воды. В конце концов, он набрёл на заброшенную мечеть, где изголодавшийся марафонец смог поживиться, отлавливая летучих мышей, отрывая бедным животным головы и выпивая их кровь.

От отчаяния Проспери пытался покончить с собой, перерезав вены на запястьях, но от обезвоживания его кровь настолько загустела, что отказывалась выливаться наружу, так что из этого ничего не вышло — только пара царапин и головная боль. И тогда марафонец поклялся, что будет бороться за жизнь до конца.

В течение пяти следующих дней Проспери продолжил блуждания по Сахаре, утоляя голод ящерицами и скорпионами, а жажду — росой. А через девять дней мытарств судьба сжалилась, наконец, над измученным итальянцем — он встретил группу кочевников, которые объяснили, что он находится в Алжире, больше чем в 200 км от места, где, по идее, должен быть.

И что вы думаете? Прошло два года, и Проспери записался на участие в новом марафоне, из которого вернулся целым, невредимым и в срок.

3. История человека, который выжил в австралийской пустыне, питаясь лягушками

Дело было в 2001-м году. Рики Меги проснулся… посреди австралийской пустыни. Он лежал лицом вниз, присыпанный землёй, а вокруг бегала стая собак динго, поглядывая на мужчину голодными глазами. Всё это не обещало ничего хорошего.

Как его угораздило тут оказаться, Меги совершенно не понимал. Последнее что осталось в памяти — он за рулём собственного авто, едет по малонаселённой местности на запад. Ничего необычного.
Десять дней Меги шёл босиком неизвестно куда, и чем дольше шёл, тем бессмысленней ему казалась эта дорога. Наконец, он набрёл на дамбу, где разбил маленький шалаш из веток и прутьев. В этом шалаше он прожил следующие три месяца, питаясь пиявками и кузнечиками.

Иногда ему удавалось поймать лягушку — это был деликатес. Он подсушивал её на солнце, пока лягушка не покрывалась хрустящей корочкой, а потом с наслаждением ел. В конце концов, Меги нашли и спасли фермеры.

История того, как Меги оказался в пустыне, так и осталась тайной. По одной из версий, он попал в автомобильную аварию, по другой — остановился подвезти незнакомца, после чего очнулся в песках.

4. История девочки, которую «удочерила» семья обезьян

Когда Марине Чапмен было четыре года, её похитили. Последнее, что она помнила — как кто-то подхватил её сзади, завязал глаза и куда-то понёс. Очнулась малышка в колумбийских джунглях.

Марину нашли обезьяны, приняли её в свой клан и стали учить, как добывать еду, лазать по деревьям и всяким прочим обезьяньим премудростям.

Прошло несколько лет, и Чапмен добилась выдающихся успехов в искусстве воровства риса и фруктов из домов окрестных деревень. Местные жители хоть и замечали в компании обезьян одну подозрительно человекоподобную, но только бросали в неё камни, отгоняя воришку от своих домов обратно в джунгли.

Если эта история кажется вам ужасной — не торопитесь, вы ещё не всё знаете. Чапмен спасла… человеческая семья с явно садистскими наклонностями. Эти люди фактически превратили девочку в рабыню, выделив ей спальное место на полу у печки.

К счастью, Чапмен удалось сбежать от своих «спасителей». Она забралась на дерево, где её заметила одна местная женщина, позвала к себе жить и вырастила как собственную дочь. Марина благополучно адаптировалась к жизни в обществе, переехала в Англию и встретила красавца-музыканта. Дело закончилось свадьбой.

5. История человека, который три дня простоял по пояс в фекалиях.

Ветерану Второй мировой войны Кулиджу Уинсетту из Вирджинии было 75 лет, когда он попал в эту в прямом смысле слова дурно пахнущую историю.

Дом у одинокого пенсионера был старенький, с удобствами во дворе. Как-то раз он вышел по нужде, а подгнившие доски пола возьми да и провались. Уинсет оказался в выгребной яме, по пояс в фекалиях — в «библейском аду», как он сам это потом назвал. Выбраться самостоятельно он не мог, поскольку часть его ноги была ампутирована, а одна рука не действовала после инсульта. Так он и простоял трое суток, в озере собственных испражнений, отбиваясь от крыс, пауков и змей, которые, как оказалось, были там частыми гостями.

В конце концов, местный почтальон заметил, что никто не вынимает почту, забеспокоился и решил навестить старика. Проходя через двор, он услышал слабые крики о помощи и вызвал спасателей.

 

[Спартанец]

Топ-10: невероятные истории выживания в дикой природе
Все эти люди одним прекрасным днем отправились на прогулку на легке, но они не знали какой сюрприз им подготовила судьба. 10 самых невероятных историй выживания в дикой природе.

1. Йоси Гинсберг.
"Самым сложным моментом был тот, когда я понял, что я совсем один".
Йосси в компании трех товарищей отправился в джунгли Амазонки на поиски таинственного племени индейцев. Обстановка была достаточно напряженной и в итоге их группа распалась. Он остался с Кевином, а двое других, Маркус и Карл ушли в другую сторону. Во время спуска по реке, Гинсберг потерял управление и их плот упал в водопад. Кевину удалось сразу выплыть на берег, а Гинсберг еще долгое время несся по воле течения, чудом избежав смерти в водопаде. Следующие 19 дней были полны испытаний. Одной ночью на Гинсберга напал ягуар, но ему удалось отпугнуть его, благодаря спрею от насекомых, который он поджег. Ко концу своего путешествия на нем уже жила колония термитов, а питаться ему приходилось сырыми яйцами и фруктами. В конце концов он был найден поисковым отрядом местных жителей.

2. Стивен Каллахан.
"На море я всегда вспоминаю о собственном ничтожестве, о ничтожности всего человечества. Это такое прекрасное чувство - быть униженным".
Стивен Каллахан отплыл с Канарских островов на небольшой лодке, которую он сам же и построил. Шесть дней спустя она затонула из-за того, что в ночное время столкнулась с китом. Стивен перебрался с лодки на неббольшой плот. 76 дней он блуждал по морским просторам, пережил встречу с акулами, многочисленные солнечные ожоги, физические и душевные страдания. Питался он охотясь копьем на рыб и ловя птиц и моллюсков. Он потерял треть веса и в итоге был спасен.

3. Колби Кумбс.
"Я просто продолжал держать глаза открытыми и игнорировать боль".
В июне 1992 года Колби Кумбс и двое его друзей покоряли 5304-метровую гору Форакер, Аляска. Они были застаны врасплох горной лавиной, которая буквально поймала их в ловушку. Кумбс и его друзья были увлечены снежным потоком, в живых остался только лишь сам Колби. С сотрясением мозга, переломом лодыжки, двумя сломанными шейными позвонками и лопаткой он прошел 5 миль через ледник и спустя 6 дней после страшного происшествия уже был в своем лагере. Что удивительно, он не бросил своего опасного занятия.

4. Эрик Ле Марке.
"Я помню, как падал в снег, смотрел на свои ноги и думал что потеряю их".
Эрик Ле Марке, член олимпийской сборной Франции по хоккею, был потерян в течение 7 дней в пустыне Сьерра-Невада. Будучи заядлым сноубордистом, он попал в метель, которая и сбила его с верного направления. Он не успел найти путь обратно до наступления темноты, с каждым днем он уходил все глубже и глубже в неизведанные места. Из техники у него был только мп3-плеер, питался он кедровыми орехами и корой. В конце концов Ле Марке удалось найти радиосигнал при помощи мп3-плеера, которым он затем воспользовался как компасом.

5. Тами Олдхэм Эшкрафт.
В 1983 году Тами Олдхэм Эшкрафт и ее бойфренд, Ричард Шарп, отплыли на 13-метровом паруснике с Таити по направлению к Сан-Диего. Во время путешествия они попали в ураган 4 категории, сопровождаемый 15-метровыми волнами. Их лодка перевернулась, сама же Тами оказалась под палубой. Когда спустя 27 часов она пришал в себя, то обнаружила, что Ричард пропал. 41 день она боролась за выживание, пытаясь доплыть до Гавайев.

6. Рики Миги.
В один прекрасный день Рики остановился для того, чтобы помочь паре, чья машина сломалась, далее последовал провал в памяти и Рики проснулся в яме, засыпанный камнями и грязью. Следующие 2 месяца он блуждал ы поисках людей, питаясь лишь пиявками, ящерицами, насекомыми и змеями. Он был вынужден пить мочу, поскольку все лужи пересохли и дождя так и не предвиделось. В конце концов его нашли и на тот момент он похудел почти в 2 раза.

7. Арон Ралстон.
Вы смогли бы ампутировать себе руку для того, чтобы выжить? Арон смог. Когда 1 мая 2003 года огромный валун раздавил его руку и практически поймал в ловушку в одном из каньонов штата Юта. В течение 5 дней Арон надеялся на спасение, но после того, как еда и вода закончились, он решился на отчаянные меры. Он использовал свой 10-сантиметровый тупой нож для того, чтобы перерезать мышцы и сухожилия. Сам процесс занял около часа. Затем он под палящими лучами полуденного солнца побрел к своей машине. По дороге туда его встретила его семья, которые так же отправились на поиски пропавшего.

8. Бетани Гамильтон.
Утром в ноябре 2003 года Бетани Гамильтон отправилась на пляж Макау, Гавайи, чтобы заняться серфингом. Пока она плыла на доске, 15-метровая тигровая акула успела отхватить у нее левую руку. Вместо того, чтобы паниковать, девочка подплыла к своим друзьям гребя здоровой рукой и успела предупредить всех, находящихся в воде об опасности. После того, как ей помогли выбраться на берег, девочку тут же увезли в госпиталь.

9. Джеймс Морроу.
45-летний Джеймс Морроу успел побывать там, где мало кому хочется быть - в пасти крокодила. Морроу занимался дайвингом у побережья Флориды, когда аллигатор вцепился ему в горло и 15-20 секунд жестоко тряс. К счастью, Джеймса спасли его друзья, проплывавшие мимо на лодке. Аллигатор успел прокусить одно из легких, а следы клыков остались на всей голове, груди и горле. К счастью, маска для подводного плавания спасла его от более серьезных повреждений лица.

10. Куту Шоу.
Работая в качестве гида по охоте, Куту Шоу помогал одной группе охотников штата Висконсин. На третий день их путешествия в то время, как Шоу спал в палатке, на него набросился белый медведь. К счастью для него, другой охотник успел убить зверя до того, как тот сделает это с Куту. В последствии на голове Шоу нашли более 300 ран.

 

[Спартанец]

«ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ» ДУСЬКА ЗАВАЛИЙ, единственная женщина - командир взвода морской пехоты.

Гвардии полковник Евдокия Николаевна Завалий — единственная женщина-командир взвода морской пехоты в годы Великой Отечественной войны. «Дуськин взвод» наводил ужас на врагов, прозвавших командира морпехов «Фрау Черная Смерть». Начала войну санитаркой, четыре ранения, две контузии. Орден Красного Знамени, а после войны — замужество, дети и внуки.

По каким-то неведомым нам соображениям имя единственной женщины, которая командовала взводом морской пехоты в годы Великой Отечественной войны, не попало на страницы Большой Советской Энциклопедии.


Оккупанты с уважением называли ее Frau schwarzer Tod — «госпожа Черная Смерть», подразумевая черный цвет бушлатов находившихся в ее подчинении морских пехотинцев и ее собственную униформу. Свои же припечатали братву выражением «Дуськин взвод». Может и не очень вежливо, зато своя в доску да и звучит ласково.

Евдокия Николаевна Завалий родилась 28 мая 1926 (по другим данным — 1924) года в селе Новый Буг Новобугского района Николаевской области. Разночтения в годе рождения происходят из-за того, что в некоторых энциклопедиях указан 1924 год, а в ряде публикациях имеются ссылки на слова самой Завалий, которая неоднократно заявляла, что во время начала войны ей не исполнилось еще 16-ти.

С первых же дней войны она предпринимала отчаянные попытки уйти на фронт. Однако руководство было неумолимо: «Детей на фронт не берем». Пришлось Дусе вернуться в родительский дом. Но спустя всего лишь месяц война сама пришла к Дусе Завалий: немецкие войска шли по Украине, занимая населенные пункты один за другим. Не миновала эта участь и Нижний Буг.

Бой шел прямо в селе. Бесстрашная Дуся, никого не спросив, кинулась помогать «нашим»: прямо под рвущимися снарядами она перевязывала бойцов, благо, навыки у нее были, ведь девочка мечтала стать врачом. И когда 96-й кавалерийский полк 5-й кавалерийской дивизии 2-го кавалерийского корпуса, оборонявший село, стал отступать, Дуся упросила командира взять ее с собой. Правда, для этого ей пришлось соврать: она прибавила себе почти три года возраста, сказав, что скоро ей стукнет целых 18. Так Дуся оказалась на фронте. Стала санинструктором. «Научилась вводить раненым противостолбнячную сыворотку и делать многое другое, что поручают лишь опытным медицинским сестрам», — вспоминала Завалий. Впрочем, в этой должности Евдокия пробыла недолго: во время переправы через Днепр неподалеку от острова Хортица девушка получила довольно серьезное ранение и была эвакуирована в Краснодар для лечения.


Молодость взяла свое и, несмотря на тяжесть ранения, из-за которого Дусю хотели даже комиссовать, девушка поправилась и захотела вернуться в строй. Ничего не получилось бы, если бы не случай: в суматохе в ее документах имя записали сокращенно: «Завалий Евдок. Ник.», и командир части, отбиравший солдат, истолковал эту запись по-своему: «Завалий Евдоким Николаевич». Ему и в голову не пришло, что тощий коротко стриженый мальчишка в гимнастерке вовсе не мальчишка, а Евдокия просто не стала поправлять, ухватившись за представившуюся возможность отправиться в действующую армию.

И Евдокия-Евдоким, подобно знаменитой кавалерист-девице Надежде Дуровой, пошла на фронт, теперь уже скрывая не только свой возраст, но и пол. Как ей это удавалось — остается загадкой, видимо, еще и бойкий характер помогал ей скрывать свой пол: «Евдоким», несмотря на юность, отличался выдумкой и бесстрашием. В одну из вылазок «он» взял в плен немецкого офицера, за что был назначен командиром отделения разведки. Некоторое время спустя «Евдоким» опять отличился: с группой бойцов он похитил боеприпасы и продукты у расположившегося неподалеку врага и на плоту, сооруженном из крышек от ящиков для снарядов, переправил все в свою часть. Целых восемь месяцев товарищи бойцы считали безусого «Евдокима» своим парнем, до тех пор, пока опять же случай все не прояснил.

В 1942 году в одном из боев был убит командир десантной бригады, бойцом которой числилась Дуся. Солдаты растерялись, и только «Евдоким» смог сохранить спокойствие. «За мной! В атаку!» — разнесся над полем боя тонкий голосок, и хрупкая фигурка бросилась вперед, а за ней поднялась и вся бригада. Из боя «Евдокима» вынесли на руках — опять тяжелое ранение. И вот когда раненого бойца доставили в госпиталь и стали раздевать для операции, правда и открылась.

Девушка была готова к тому, что ее отправят в тыл, да еще и с выговором за обман, хорошо, если не отдадут под суд, но, как рассказывала сама Евдокия Николаевна, никто даже не пикнул. Более того: ее направили на курсы младших лейтенантов, по окончании которых она вернулась в строй и была зачислена в состав 83-третьей бригады морской пехоты. Так стала Дуся морпехом.


Во время жестоких боев за Будапешт в феврале 1945 года морские пехотинцы несколько дней кряду безуспешно пытались пробиться к штаб-квартире фашистского диктатора Венгрии адмирала Миклоша Хорти. Пробраться к замку, подходы к которому были заминированы, помогла смекалка. Бойцы 83-й бригады морской пехоты, в состав которой входил вверенный младшему лейтенанту Завалий взвод, обследовали все закоулки и под канализационным люком обнаружили подземный ход.

Но разведчики доложили, что в подземелье, через которое можно пробраться в крепость, стоит такой невыносимый смрад, от которого реально задохнуться. Командир роты Кузьмичев напомнил, что среди захваченных трофеев есть 18 подушек с кислородом.


Через много лет после войны Евдокия Завалий вспоминала: «Просчитали, что идти надо до четвертого колодца, и решили рискнуть. Мой взвод шел впереди роты — одна подушка на двоих, делаешь спасительный вдох и отдаешь соседу. Коллектор оказался уже, чем предполагали, шли согнувшись, ноги увязали в зловонной жиже. У второго колодца услышали грохот и лязг. Осторожно отодвинули крышку и сразу закрыли — наверху вся улица запружена танками и бронемашинами. Господи, подумалось, а что же ожидает нас у четвертого колодца? Ведь это вонючее подземелье может стать нашей братской могилой, достаточно бросить пару гранат! У четвертого колодца остановила взвод. Сердце бешено колотится, но там, наверху, было тихо. Значит, правильно рассчитали».

Перед выходом наверх бесшумно сняли охрану. От неожиданности фрицы не оказали сопротивления. Подоспевшая рота и другие подразделения начали брать этаж за этажом и вскоре полностью очистили от гитлеровцев замок и прилегающие кварталы. Самым ценным трофеем оказались оперативные карты и генерал, который, по словам Завалий, «смотрел на нас, как на призраков, не в силах понять, каким чудом мы оказались в тылу его войск».

«Вызвали меня. Пришла в штаб грязная, как черт, разит от меня за километр. Майор Круглов, зажимая нос платком, обращается ко мне: «Доложите, как пленили немецкого генерала!». И вдруг немец протягивает мне пистолет системы «Вальтер» — плохо, видать, обыскали его ребята. «Фрау русиш черный комиссар! Гут! Гут!» Я глаза вытаращила на политотдел, те кивают — бери. Потом ребята именную надпись мне на этом пистолете сделали, — делилась своими воспоминаниями комвзвода Завалий. — После той операции у меня была одна мысль — как от этой грязи отмыться. Мы зашли в какой-то местный парфюмерный магазин, и я принялась сливать в котелок все, что попадалось под руку, а потом вылила все это на себя. С тех пор духи я на дух не переношу!»

За эту операцию Евдокия Завалий была награждена орденом Красного Знамени.



Девушку дважды хоронили. Под Белгород-Днестровским, когда ночью форсировали лиман, чтобы захватить и удержать плацдарм до прихода главных сил. Ребята потеряли своего командира во время наступления, когда ее отбросило взрывной волной. Очнувшись, Евдокия увидела, как враги добивают наших раненых. Она чудом не выдала себя, когда в ее ногу вонзился штык — проверяли, жива ли. На рассвете истекающую кровью комвзвода подобрали местные жители. Так ее имя появилось впервые на братской могиле в Белгород-Днестровском.

Второй раз Евдокию Завалий похоронили уже в Болгарии. Ее фамилию начертали на памятнике. Когда спустя 25 лет она приехала в Бургас в качестве почетного гражданина города, одна из женщин во время встречи с горожанами узнала Евдокию Николаевну и бросилась к ней со слезами: «Доченька! Ты живая!».

Гвардии лейтенант Евдокия Завалий участвовала в обороне Кавказа, в боях за Крым, Бессарабию, на Дунае, в освобождении Югославии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Австрии, Чехословакии.

Она вернулась. С войны или с того света — разница не велика.

После окончания войны девушке дали направление на учебу в военное училище, но четыре ранения и две контузии дали о себе знать. В 1947 году она демобилизовалась и уехала в Киев. Но и после войны она «еще долго по ночам ходила в атаку. Кричала так, что соседи пугались. А бабушка молилась и говорила маме: «Это нечистый дух из нее выходит!», — вспоминала Евдокия Николаевна. Постепенно жизнь налаживалась. Евдокия вышла замуж и родила двоих детей. Стала бабушкой четырех внуков и четырех правнуков.


После развала СССР Евдокия Николаевна Завалий продолжала заниматься тем же, чем и прежде: «После войны объездила множество городов, воинских частей, кораблей и подводных лодок — везде рассказывала о моем десантном взводе. Выступала в школах, чтобы дети знали правду, а не росли Иванами, не помнящими родства. И сейчас иду, если зовут и не подводят силы. В августе прошлого года привезла из Севастополя 30 комплектов тельняшек и бушлатов для ребят из 104 школы в Пуще-Водице, куда с радостью ходила каждый год 9 Мая. А 1 сентября 2007 года этой школе торжественно присвоили имя фашистского головореза Романа Шухевича. Нужна ли теперь там моя правда?…»


Евдокия Завалий скончалась в Киеве всего за четыре дня до 65-летия Великой Победы, 5 мая 2010 года.

 

[Спартанец]

Русские не сдаются
3 февраля, была круглая годовщина трагедии, которую нацисты назвали в своё время «Мюльфиртельская охота на зайцев». В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года заключенных концлагеря Маутхаузен подняла с нар пулеметная стрельба. Доносившиеся снаружи крики «Ура!» не оставляли сомнений: в лагере идет настоящий бой. Это 500 узников блока №20 (блок смертников) атаковали пулеметные вышки.

Летом 1944 года в Маутхаузене появился блок №20, для русских. Это был лагерь в лагере, отделенный от общей территории забором высотой 2,5 метра, по верху которого шла проволока, находящаяся под током. По периметру стояли три вышки с пулеметами.

Узники 20-го блока получали 1/4 общелагерного рациона. Ложек, тарелок им не полагалось. Блок никогда не отапливался. В оконных проемах не было ни рам, ни стекол. В блоке не было даже нар. Зимой, прежде чем загнать узников в блок, эсэсовцы заливали из шланга пол блока водой. Люди ложились в воду и просто не просыпались.

«Смертники» имели «привилегию» — они не работали, как другие заключенные. Вместо этого они целый день занимались «физическими упражнениями»— безостановочно бегали вокруг блока или ползали.

За время существования блока в нем было уничтожено около 6 тыс. чел. К концу января в блоке №20 оставалось в живых около 570 человек.

За исключением 5-6 югославов и нескольких поляков (участников варшавского восстания), все заключенные «блока смерти» были советскими военнопленными офицерами, направленными сюда из других лагерей.

Русские не сдаются

В 20-й блок Маутхаузена направлялись узники, даже в концлагерях представлявшие собой угрозу III Рейху вследствие своего военного образования, волевых качеств и организационных способностей. Все они были взяты в плен ранеными или в бессознательном состоянии, и за время своего пребывания в плену были признаны «неисправимыми».

В сопроводительных документах каждого из них стояла буква «К», означавшая, что заключенный подлежит ликвидации в самые короткие сроки. Поэтому прибывших в 20-й блок даже не клеймили, поскольку срок жизни заключенного в 20-го блок не превышал нескольких недель.

* * *

В назначенную ночь около полуночи «смертники» начали доставать из тайников свое «оружие»— булыжники, куски угля и обломки разбитого умывальника. Главным «оружием» были два огнетушителя. Были сформированы 4 штурмовые группы: три должны были атаковать пулеметные вышки, одна в случае необходимости — отбить внешнюю атаку со стороны лагеря.

Около часа ночи с криками «Ура!» смертники 20-го блока начали выпрыгивать через оконные проемы и бросились на вышки. Пулеметы открыли огонь. В лица пулеметчиков ударили пенные струи огнетушителей, полетел град камней. Летели даже куски эрзац-мыла и деревянные колодки с ног. Один пулемет захлебнулся, и на вышку тотчас же начали карабкаться члены штурмовой группы. Завладев пулеметом, они открыли огонь по соседним вышкам. Узники с помощью деревянных досок закоротили проволоку, побросали на нее одеяла и начали перебираться через стену.

Из почти 500 человек более 400 сумели прорваться через внешнее ограждение и оказались за пределами лагеря. Как было условлено, беглецы разбились на несколько групп и бросились в разные стороны, чтобы затруднить поимку. Самая большая группа бежала к лесу. Когда ее стали настигать эсэсовцы, несколько десятков человек отделились и бросились навстречу преследователям, чтобы принять свой последний бой и задержать врагов хоть на несколько минут.

Одна из групп наткнулась на немецкую зенитную батарею. Сняв часового и ворвавшись в землянки, беглецы голыми руками передушили орудийную прислугу, захватили оружие и грузовик. Группа была настигнута и приняла свой последний бой.

Около сотни вырвавшихся на свободу узников погибли в первые же часы. Увязая в глубоком снегу, по холоду (термометр в ту ночь показывал минус 8 градусов), истощенные, многие просто физически не могли пройти более 10-15 км. Но более 300 смогли уйти от преследования и спрятались в окрестностях.

В поисках беглецов, кроме охраны лагеря, были задействованы расквартированные в окрестностях части вермахта, части СС и местная полевая жандармерия. Пойманных беглецов доставляли в Маутхаузен и расстреливали у стены крематория, где тут же сжигали тела. Но чаще всего расстреливали на месте поимки, а в лагерь привозили уже трупы.

В немецких документах мероприятия по розыску беглецов именовались «Мюльфиртельская охота на зайцев». К розыскам было привлечено местное население. Бойцы Фольксштурма, члены Гитлерюгенда, члены местной ячейки НСДАП и беспартийные добровольцы азартно искали в окрестностях «зайцев» и убивали их прямо на месте. Убивали подручными средствами — топорами, вилами, поскольку берегли патроны. Трупы свозили в деревню Рид ин дер Ридмаркт, и сваливали во дворе местной школы.

Здесь же эсэсовцы вели подсчет, зачеркивая нарисованные на стене палочки. Спустя несколько дней эсэсовцы заявили, что «счет сошелся».

Однако остался в живых один человек из группы, уничтожившей немецкую зенитную батарею. Девяносто два дня, рискуя жизнью, скрывала на своем хуторе двух беглецов австрийская крестьянка Лангталер, сыновья которой в это время воевали в составе вермахта. 19 бежавших так и не были пойманы. Имена 11 из них известны. 8 из них остались в живых и вернулись в Советский Союз.

В 1994 году австрийский режиссер и продюсер Андреас Грубер снял фильм «Охота на зайцев» («Hasenjagd – Vor lauter Feigheit gibt es kein Erbarmen») о событиях в округе Мюльфиртель. Фильм стал самым кассовым в Австрии в 1994—1995 гг. Фильм взял несколько премий:
— специальный приз жюри на кинофестивале в Сан-Себастьяне, 1994;
— приз зрительских симпатий, 1994;
— премия культуры Верхней Австрии;
— премия «Австрийский фильм», 1995.

Одновременно был снят документальный фильм «Акция К» (режиссёр Бернхард Бамбергер), который показал реакцию местных жителей на снятие художественного фильма и дал возможность жившим тогда свидетелям сказать своё мнение о тех событиях. В 1994 фильм получил в Австрии Большую премию, многократно транслировался на немецко-говорящей территории Западной Европы.

Любопытно, что у нас этот фильм так и не показали. Мало кто об этом фильме слышал вообще. Разве только специалисты-кинематографисты. Но их такие сюжеты не интересуют. Почему-то…

И «наши» СМИ дружно проигнорировали 70-летие этой даты, ни словом не обмолвившись о ней. Почему-то…

 

[Спартанец]

Русские супер Герои. Они реальны, они вокруг нас. Казак Константин Недорубов, за первую мировую ставший полным Георгиевским кавалером, во время Великой Отечественной войны, под Кущевской, саблей зарубил семьдесят фашистов, за что получил ещё и звание Героя Советского Союза.

 

[Спартанец]

Робинзоны с мыса Саханин

Их было двое. Орнитолог Владимир Калякин, кандидат биологических наук. И Юрий Плец, физик-атомщик. На мыс Саханина, один из многих каменистых мысов на юге Новой Земли, их занесло по разным причинам. Но в тот момент они представляли экспедиционный отряд Научно-исследовательского института охраны природы, которому впервые за долгие годы запретов было разрешено провести в этих местах авиаучет гнездящихся и прибывающих на линьку птиц, а также обследовать птичьи базары.

Главою экспедиции, ее инициатором, конечно же, был Калякин. Многие годы он занимался изучением орнитофауны северо-западных окраин России. Начав с южного Ямала, перебрался на Югорский полуостров, побывал затем в Большеземельской тундре, на островах Колгуев и Вайгач, собрав немало ценных наблюдений. Но для окончательных выводов о причинах резких колебаний численности пернатых необходимо было поработать на островах Новой Земли. Калякин почти полгода затратил на «выбивание» разрешения и добился-таки своего. Юрий же Плец оказался с ним в попутчиках случайно: из-за страсти к дальним рискованным путешествиям и любви к Северу.Уже не раз, тратя свое отпускное время, соглашаясь быть фотографом и рабочим, он выезжал в экспедиции с учеными института охраны природы. И когда узнал, что Калякин ищет попутчика для поездки на Новую Землю, не размышляя и минуты, согласился. Запретность архипелага для простых смертных лишь усиливала тягу и разжигала воображение. Вряд ли тогда Юрий представлял, да и Владимир тоже, что там им судьбой приготовлен серьезный урок по выживанию…

Экспедиция началась удачно. В Амдерме, где у Калякина за предыдущие годы работы появилось немало знакомых среди геологов, полярников и авиаторов, удалось быстро оговорить план предстоящих полетов, и уже на следующий день, воспользовавшись попутным вертолетом, направляющимся к геологам на озеро Крест-то, они вылетели на Новую Землю.

Лето выдалось необычно жарким. Температура в тот год поднималась до тридцати градусов! В тундре стаял весь снег, над бесчисленными озерцами серым облаком роились комары. Появились бабочки и стрекозы. Не без удивления поэтому, снижаясь над озером, приметили на берегу белого медведя. Тот отдыхал в тени вездехода, и, как заяц, напуганный грохотом вертолета, пустился бежать, только его и видели.

Успешным стал и день пребывания на озере. В одном из заливчиков обнаружили большую стаю белощеких казарок, собравшихся на линьку. Это было весьма ценное наблюдение, так как считалось, что линяют птицы обычно в открытом море. Но радовала и встреча сама по себе: птицы, занесенные в Красную книгу, оказывается, жили на Новой Земле. И жили спокойно.

В назначенное время, как и договаривались, прилетел за ними вертолет Ми-8, заказанный сотрудниками метеослужбы для облета. Погода благоприятствовала, небо было ясным, светило солнце, быстро побросали в салон рюкзаки, полетели. Началась работа. Помечали на карте скопления линных гусей, гнездовья белощеких казарок, лебедей. Осмотрели все птичьи базары в проливе Костин Шар, облетели остров Междушарский. Калякин удовлетворенно тряс головой, показывал большой палец, радуясь, что знаний о птичьем царстве прибавлялось. Заправиться пилоты решили на военном аэродроме, о чем заранее договорились с военными. Тут-то и начались первые осложнения.

Подкатившие на джипе представители комендатуры в черных беретах осмотрели вертолет, заглянули под сиденья. Проверили документы. Выяснилось, что хотя у всех имелись разрешения на посещение Новой Земли, но не было в них указания на посещение аэродрома.
— От вертолета не отходить, — приказал майор.
«Не арестовали, но задержали», — чертыхался Калякин. Судьбу их решить теперь мог только адмирал. Но он отправился на послеобеденный отдых. «Мертвый, видите ли, у него час, — язвил Калякин. — Не атомный полигон, а прямо-таки детский сад». Через два часа снова подкатил джип, и майор махнул рукой: «Улетайте отсюда скорее!» Проснувшийся адмирал, как по секрету признался Калякину майор, взглянув на документы, выразился резче: «Гони их к чертовой матери!»

Задержка на военном аэродроме обошлась дорого: возвратиться в Амдерму они уже не успевали. Полярный аэропорт, хотя солнце светило в это время года круглые сутки, закрывался на ночное время. Пилоты решили лететь на полярную станцию, что на мысе Меньшикова, и там заночевать. А по пути осмотреть птичьи базары. Тут-то и пришло в голову Владимиру Калякину, чтобы не терять время понапрасну на полярной станции, высадиться на одном из самых значительных птичьих базаров Новой Земли, что у мыса Сахалина. Кайры и чайки-моевки населяют здесь отвесные скалы на протяжении более десяти километров.

Сверху они разглядели какие-то брошенные строения, значит, будет где укрыться в непогоду. На базаре они собирались провести дня три. К этому времени на Новую Землю должен был прилететь вертолет геологов. Калякин быстренько написал записку знакомому начальнику геологической партии, чтобы этим рейсом забрали их с базара. Записку вручил летавшему с ними работнику метеослужбы, попросив сразу же по прилете в Амдерму вручить адресату.

Вертолет завис над землей, и, подхватив рюкзаки со спальниками, ружье и портфель, с которыми Калякин не расставался во всех экспедициях, оба члена научной экспедиции выпрыгнули в открытую дверь. Вертолет направился к мысу Меньшикова.
Собственно с этого момента и началась их робинзонада.

Светило солнце, было тепло. У них имелось немного хлеба, сахара, пара банок тушенки, хороший запас курева, чай, банка растворимого кофе и даже фляжка спирта. И еще — меткое ружье Калякина. Птичий базар был рядом. И хотя с плато, где они высадились, нельзя было разглядеть отвесных сорокаметровых обрывов, на карнизах которых гнездились птицы, но уже слышался характерный несмолкающий шум: урчание кайр, истошные крики чаек. Вдоль береговой линии на раскинутых белых крыльях парили, подобно планерам, хищные бургомистры.
— Отлично, — констатировал Калякин, вскидывая на плечи рюкзак.— Подыщем себе халупу поближе к базару да завтра же примемся за работу.

Однако с жилищем возникли трудности. То, что сверху они приняли за дома покинутого поселка, оказалось совсем не домами. Поставленные через равные промежутки, как телеграфные столбы, в линию, массивные сооружения четырехметровой высоты были сделаны из стали.
— Бункеры, — присвистнул физик-атомщик.

Двери в бункеры были полуоткрыты, скрипели на ржавых петлях. Аппаратура, стоявшая когда-то в них, судя по обломкам металла, была решительно выдрана. Должно быть, из этих сооружений наблюдали за первыми ядерными взрывами в атмосфере, которые проводились в пятидесятые годы на Новой Земле. У каждого екнуло сердце: зря, конечно же, отправляясь в дорогу, они не подумали о дозиметрах. А на каком расстоянии от бункера поднимался в небо смертоносный гриб — им оставалось только догадываться. И успокаивать себя тем, что все равно это не удастся узнать никогда и лучше уж думать, что происходило сие где-то не близко.

Однако решили — от бункеров держаться подальше. Для жилья присмотрели деревянный балок, стоявший чуть в стороне от подозрительного «поселка». Стекол в окошках балка давно уже не было, а ржавая печурка, стоило к ней притронуться, рассыпалась в прах. Но от дождя, от штормового ветра при случае жилище это все-таки могло защитить.

Три дня пролетели как один миг. В избушку и заглянуть не пришлось. Спали на воздухе, чай кипятили на костре. И днем и ночью обходили участки птичьего базара, вели наблюдения, проводили подсчет, торопились закончить работу к прилету вертолета. Но на четвертый день ударил гром. Сверкнула молния, началась гроза, что на Новой Земле — большая редкость. Пришлось обживать балок.

После грозы резко похолодало. По небу поплыли серые низкие облака. Зарядил ветер, на море начался шторм. Пришлось заделывать окошки калькой, прихваченной предусмотрительным Калякиным у геологов на озере Крест-то.

Кроме чая, кофе, спирта и папирос, никакой еды у них уже не оставалось. Продержались день, второй в надежде, что вертолет прилетит. Ждали и третий, и четвертый, и пятый… вертолет не прилетал.

Приноровились жить по расписанию амдерминского аэропорта. Днем далеко от избушки не уходили, а ночью, зная, что аэропорт закрыт, Калякин отправлялся в тундру на охоту.

Как и большинство орнитологов, он был прекрасным стрелком и отличным охотником. Но подходящей дичи в окрестностях водилось мало, и подобраться к ней по ровной, как стол, тундре было нелегко. Лишь однажды Калякину удалось подстрелить гуся, но тот рухнул на середину озерка.

Собаки не было, пришлось лезть в ледяную воду самому, плыть, после чего он долго не мог согреться у костерка. Надо было подумать, чтобы соорудить в балке если уж не печку, то какое-то подобие очага. Минуло уже десять дней, как они начали жить на мысе Саханина. Веры в прилет вертолета они не теряли, но пора было обустраиваться, начинать настоящую робинзонью жизнь.

Разыскав похожую на лом трубу, отправились осматривать бункеры. О радиации уже не вспоминали, искали подходящий материал. Мысль физика оказалась гениальной. В одном из бункеров взяли железный каркас стола, в другом отодрали листы дюраля, чтобы закрыть каркас с четырех сторон. Самым трудным оказалось отыскать и отодрать уголки, соединив которые, можно было бы сделать вытяжную трубу. Но, серьезно потрудившись, справились. Вскоре в их доме полыхал в очаге огонь, и, хотя за стеной посвистывал пронзительный холодный ветер, можно было как следует согреться.

Второй задачей стало сооружение коптилки. В балке с заклеенными бумагой окнами было темно, как в пещере. На свалке у тех же бункеров валялась бочка с каким-то машинным маслом. Залили его в консервную бланку, скрутили фитиль — теперь, немилосердно чадя, коптилка горела круглые сутки, помогая сохранять спички. Оставалось подумать о пище.

Решение напрашивалось само собой: брать дань с птичьего базара. Кайры питаются рыбой, мясо их припахивает ворванью, но едят же их песцы и белые медведи. А поморы, зимовавшие в прошлом на Новой Земле, сотнями заготавливали этих птиц для прокорма упряжных собак.

Опыт стрелка, однако, здесь не был пригоден. Скалы отвесно уходили к вечно клокотавшему под ними морю. Подстрелить птицу труда не составляло, но достать потом… Спуск к морю на этом мысу был лишь за много километров от балка.

Калякин припомнил, что поморы ловили кайр петлей, подводя ее к птице при помощи длинного шеста. Пришлось, опять же из хлама у бункеров, сооружать нечто подобное. Конечно, вместо шеста отыскалась дощечка, которую нужно было держать двумя руками, а вместо конского волоса пристраивать полиэтиленовый провод. Однако доверчивость кайр рассеяла все опасения.

Птицы начали ловиться одна за другой. Пролежав часа три на карнизе базара, Калякин умудрялся наловить штук семь. Главное тут было самому не сорваться, не грохнуться со скалы вниз. Научились робинзоны и приготовлять кайр. Рецепт оказался прост: кипятить птицу в котелке четыре с половиной часа. После этого мясо становилось мягким и почти не пахло ворванью. Правда, без хлеба и соли да еще каждый день, утром и вечером, кушанье это не было в радость, но чувство голода утоляло. Для поддержания бодрости духа они ежедневно выпивали по чайной ложке спирта, настоянного на золотом корне, цветочки которого украшали плато во многих местах.

Закончился июль, наступил август. Над морем постоянно висела облачная пелена, под берегом рокотал прибой, пронизывающий ветер не утихал по нескольку дней. Они терялись в догадках: почему за ними не прилетали? Откуда им было знать, что тот метеоролог, которому Калякин вручил записку, по прилете в Амдерму не сразу вспомнил о ней. Был субботний день. С дороги он отправился в баньку, хорошенько с друзьями попарился, похваляясь полетом на Новую Землю. Затем был выходной. Вспомнил он о записке случайно, наткнувшись на нее в кармане, когда подошел срок выходить на работу.

К тому времени вертолет геологов уже побывал на Новой Земле и вернулся. В том месяце это был последний его рейс. Отпущенные на полеты средства иссякли. Нужно было дожидаться денег следующего месяца. Начальник партии знал Владимира Калякина как опытного тундровика и не схватился за голову, уверенный, что тот сумеет продержаться полмесяца. Но в следующем месяце начались задержки с деньгами, а затем подошел циклон, не стало летной погоды…
— Может, уйдем отсюда, — предложил как-то Юрий Плец.

Калякин и сам подумывал об этом. До мыса Меньшикова, ближайшего жилья, по прямой было километров сто пятьдесят. Но уж больно извилист в этом месте берег. Немало обширных бухт, узких, как фьорды, заливов. Преградой могут стать реки и ручьи, бурные в эту пору года. Не каждый из них вброд перейдешь. Расстояние могло увеличиться вдвое, если не втрое, а физик от рождения прихрамывал, такой путь для него мог стать серьезнейшим испытанием.

Если уж идти, размышлял Калякин, то придется идти со стоянками, а для этого следовало запастись провиантом. Заготовить дюжины три, а может, и больше кайр. И он было взялся за это, как вскоре убедился, что с заготовкой птиц они опоздали. Подросшие птенцы, не научившиеся летать, смело прыгали с высоченных скал в море. За ними слетали и родители. Базар быстро пустел. День ото дня птиц становилось все меньше, трудно было их ловить, и возникал вопрос: как жить, когда со скал улетят все птицы?
— Уходить надо, — все чаще предлагал Юрий. — О нас забыли и вспомнят теперь, когда начнут снимать экспедиции по всей тундре, не раньше. А к тому времени, глядишь, и снег ляжет. Двинем к полярникам, на мыс Меньшикова. Поверь, дойду я!

Но Калякин понимал, что говорится это из лучших побуждений. Юрий не хотел быть ему обузой, однако шансов осилить дорогу было мало. «Уйдем, а вдруг прилетят, нас искать начнут, — отвечал он. — Нет уж, лучше на месте оставаться».

Время меж тем шло своим чередом. Уже подходил к середине август. Наступило одиннадцатое число. Погода с утра выдалась скверной. По небу плыли низкие серые облака, штормило. Глухо ударял о скалы накат, моросил мелкий дождь, из балка выходить не хотелось. В такую погоду и ждать нечего, решили они и, попив чайку, полезли в спальные мешки. Как вдруг услышали: вроде бы гудит! Переглянулись, прислушались, помолчав, и, на ходу натягивая сапоги, без курток кинулись к двери.

Лоснящийся от дождя вертолет уже зависал, опускаясь неподалеку от балка. Кончилась их двадцатишестидневная робинзонада.
Возможно, мне не довелось бы обо всем этом узнать — Калякин не большой охотник о себе рассказывать. Если бы не одно серьезное обстоятельство.

… В тот год к Новой Земле тщетно пытались прорваться участники международной экспедиции «Гринпис». Об этом много писали газеты и журналы, наш тоже. Так вот. Калякина раззадорила статья, опубликованная в одном из журналов под шапкой: «Почему этого не сделали мы?»
— Что не сделали? — возмутился он, когда у нас с ним зашел однажды разговор о Новой Земле. — Если вопрос относится к демонстрации протеста в районе подземных ядерных испытаний, то ответ очевиден. С теми из наших людей, кто попытался бы сунуться туда, не стали бы церемониться, как с экипажем «Гринпис». Ну а если говорить о независимой радиологической экспертизе, то все наоборот. Такие материалы были собраны нами в июле — августе 1990 года.

С Юрием Плецем мы привезли с Новой Земли пять ящиков образцов.
Так я узнал и о робинзонаде, и о том, что она не прошла даром. Все ночи, как выяснилось, какая бы мерзкая погода ни была, друзья уходили насколько возможно, обшаривали окрестности и собирали образцы почвы, растительности, животного мира. Анализы их дали возможность ученым во весь голос заявить об опасности проведения ядерных взрывов на Новой Земле, содержания там полигона, необходимости исследования загрязненной природы. Но об этом нужно вести особый разговор.

 

[Спартанец]

ПО КЛИЧКЕ ДРИЩ
Не помню, как он появился, а как его звали - тем более. Просто обычный парень, каких много. В первую же неделю пребывания в части он умудрился заболеть дизелем, но как человек скромный и интеллигентный, никому, даже медикам о своем страдании не сказал, пока однажды на построении не потерял сознание. После этого он провалялся в инфекционной палатке в медбате, затем по этапу был отправлен в тыл, и на три недели выпал их обоймы.
По возвращении в часть, с легкой руки какого-то балагура, который не имел, я думаю, злого умысла, за ним закрепилась некрасивая кличка Дрищ, которой он, надо сказать, даже в здоровом состоянии соответствовал. (Это при том, что так можно было назвать всякого, потому что вся Гвардейская Учебная Евпаторийская в те времена проводила на корточках на задворках лагеря).
Он не курил, не пил. Глаза его нельзя было различить за толстыми стеклами вечно запотевших очков, которые он, щурясь, ежеминутно протирал грязной оторванной подшивой, вызывая раздражение сослуживцев и командиров. Фигура Дрища была нескладна: короткое туловище, длинные ноги и руки, красные обветренные кисти которых свисали, казалось, ниже колен. Грязная замызганная форма сидела мешковато. Сползшие на затылок уши зайцевской кепки ставили жирную точку во всей его нелепой и комичной фигуре (и, как нам казалось, натуре).
Известно, что прапора бывают трех типов.

Первый - это всем известный герой анекдотов и армейских баек, который ходит с одним погоном, чтобы легче было мешки таскать. Это, как правило, начальник какого - либо склада (продовольственного, вещевого, ГСМ), обычно какой-нибудь Нечитайло - Арутюнян_- Магомедов, с толстым пузом, свисающим через сшитую из двух портупею, самодовольный и не боящийся никого, кроме более серьезного вора, который может его вы***** по службе. Среди настоящих офицеров этот тип презирается, а слабовольные стараются как можно тщательнее лизать ему жопу, чтобы урвать свой кусок ништяков.

Второй тип - технари. Места их обитания - парк. Это они, проваливаясь по колено в говно Пластилиновой Страны поднимают машины с колен в ППД и на выходе, могут завести сразу несколько машин одним аккумулятором, или дюжину танков в двадцатиградусный мороз. Это их черные заскорузлые пальцы с обломанными ногтями без ключа закручивают гайки на тринадцать, и их железные прокуренные зубы мгновенно снимают оплетку с проводов, добывая связь ниоткуда. Выпив с малознакомым прапорщиком пару литров, они могут добыть для вас что-то ценное, например стартер или генератор для шишарика, причем и бухло и закуска будут за счет принимающей стороны.

Третий тип - псы войны. В ППД - звери, на войне няньки, зубами грызущие врага за своих бойцов, добывающие победу тяжким ремеслом огня и меча. Как правило, бритые наголо, со старыми не по годам лицами, потерявшие свою молодость за алкоголем и выходами. Имеют обычно прокуренные желтые усы и искорку в глазах. Не дадут загнуться от скуки, могут накормить людей кашей из топора.
Дрищ не относился ни к одному из этих типов прапоров. Он был липовым прапором, наверно потому, что когда-то окончил техникум, и меньшего звания просто не заслуживал. За пару месяцев службы он доказал свою полную никчемность, и командование махнуло на него рукой. Отныне он посылался "старшим куда пошлют", на всякие малозначительные работы (например, копание ям под туалеты), с командой, во главе которой стоял какой-нибудь бойкий сержант или дед, который "пользуется авторитетом среди сослуживцев и подчиненных" и сам "может организовать работу двух и более военнослужащих".
Нам, молодым двадцатитрехлетним офицерам было на него просто наплевать, ибо в свои тридцать с небольшим он был для нас "старпером", и поэтому никакой ценности как товарищ или соперник не представлял. Как тогда говорили просто "ни о чем". Мы мнили себя юными героями, приписывали себе в мечтах мнимые подвиги, и полугражданский Дрищь казался нам чем-то позорным, недостойным "нашей", военной среды.
Поэтому, как только поступила команда откомандировать прапорщика в распоряжение Центрподвоза, комбат и начальник штаба направили свои указательные персты на него. Дрищ ответил "Есть!" и убыл в командировку. После этого, разумеется, был мгновенно забыт.
Впрочем, через некоторое время он еще раз напомнил о себе, т.к. однажды при нападении на колонну пропал без вести. Но, поле отписки на прокурорский запрос с приложением в виде выписки из приказа на откомандирование, все это стало головняком командиров в Центрподвозе.
В те времена по республике ходили видеокассеты, копии с каких-то ФСБшным материалов, местами комичные монологи (типа "Как я поехал на войну"), местами - записи духов с кадрами подрывов техники, расстрелов колонн, или откровенная чернуха с последними минутами жизни наших, попавших в плен.
Интереса большого эти источники не вызывали, потому что жизнь была и так насыщена выходами с ВМГ и длительными командировками, после которых мы, возвращаясь, чувствовали себя намного взрослее и, с прищуром глядя на закат, глубоко затягиваясь, изрекали: "Да... бывало всяко"...
Помню, что шел я с обеда, ощущая неприятное вздутие живота после перловки и вареной кильки в томате, когда кто-то, обгоняя меня, хлопнул по плечу, и сказал: "пошли быстрее в штабной КУНГ, там Дрища по телеку показывают".
Я ускорился, поднялся по ступенькам и окунулся в мертвую тишину кунга. Вернее от телевизора шел звук, но всеобщее холодное напряжение создавало такое ощущение тишины, что на меня, под ногами которого заскрипел дощатый, покрытый местами рваным ленолиумом пол, сразу зашипели, зацикали многие из собравшихся.

Кто-то сказал: "поставь сначала" и вот, после серой метели паузы, замелькало вибрирующее изображение.

Съемка была духовская, плохого качества. Сначала на переднем плане метался из угла в угол жухлый кустик травы, слышен был чей-то невнятны напряженный шепот, потом изображение установилось, и стал виден кусок горного серпантина, заворачивающий под прямым углом, за ним - обрыв и белое каменистое русло высохшей реки; мрачные очертания гор, с трехъярусно окрашенным лесом: внизу - зеленым, выше - желтым, а на самом верху - белым, окутанные сизой дымкой венчали пейзаж. Картинка периодически шла квадратиками, но детали все - таки можно было различить.
Духи сидели выше дороги метров на двадцать. По дороге двигалась колонна из трех машин. В голове шел БТР, за ним - МТОшка, замыкал колонну 131-ый ЗИЛ - водовозка. Не знаю, была ли это вся колонна, или просто отставший хвост, но только ни во время нападения, ни после, попытки помощи мы так и не увидели.
Сначала сработал фугас под бэтэром, который в адском пламени подпрыгнул, скинув с брони пехоту, затем опустился и замер. Духи завизжали "Аллаху-Акбар!", по водовозке сработали сразу два РПГ, кабина как бы взорвалась изнутри.
МТОшка, уже видимо с мертвым водителем, уткнулась мордой в зад бэтэру, да так и замерла: скорость на повороте была невелика. Трескотня автоматов и пулеметов с дикими воплями духов слились в единый умопомрачительный вой, который продолжался минут пять.
После этого духи стали, оглядываясь с опаской, спускаться к колонне, съемка запрыгала в такт поступи оператора. Когда передовикам осталось метров десять до машин, у МТОшки открылась дверь кунга, оттуда с перекатом вывалился человек и очередью срезал первую тройку - камера запечатлела нашего Дрища, с озверевшим лицом поливающего огнем врага с колена; оператор с камерой упал, она уставилась в какую-то точку, выхватив часть дымного неба, силуэты гор и кусок кунга.
Автоматная трескотня возобновилась, были слышны крики раненых и хриплый тоненький голос Дрища, который, надрывая связки, орал диким матом. Почему-то больше всего запомнились эти несколько минут боя, когда ничего не было видно, но воображение дорисовывало всю картину, безнадегу и отчаяние схватки, последние секунды короткого боя. Последнего для Дрища боя.
Затем прогремел взрыв, и все стихло.

"Мухой с-суки..." - прошептал кто-то из зрителей.

Следующие кадры показали поляну, с лежащими на ней рядком пятью мертвыми бородачами, над которыми остальные, человек пять или шесть, выли молитву. Ни дороги, ни разбитой техники в кадре видно не было. Рыжие кустарники вплотную обступили поляну. Затем оператор повернулся, и в кадр попал Дрищ, лежащий без сознания со струйками крови, текущими из ушей и носа, очков на нем не было; он медленно приходил в себя после контузии. Вот он, потряхивая головой поднялся на локтях, открыл глаза и сел, раскачиваясь и очумело окидывая взглядом духов. Он принялся собирать окровавленными пальцами какой-то мусор с рукавов и штанин, как будто это было сейчас самое главное. В этот момент кто-то выстрелил ему в живот, он упал на бок, и, подтянув колени, свернулся калачиком.
Один бородач подошел к Дрищу и что-то у него спросил. Тот сдавленно, но достаточно четко произнес: "пошел на ***". Оператор подошел вплотную, стремясь получить наиболее подробную картинку. Бородатый вытащил из разгрузки нож и продемонстрировал его друзьям и в камеру. Это был длинный узкий тесак без гарды с накладной деревянной рукоятью и вытравленной на сером клинке арабской вязью. Духи вновь взвыли.
То, что происходило с Дрищем дальше, у меня нет ни сил, ни желания описывать, достаточно сказать, что в последние несколько минут своей жизни он немало пережил. И все время, пока продолжалась кровавая потеха, он ни разу не завыл, ни заблеял и не запросил пощады, изрыгая такие проклятия и ругательства, что ни сами духи, ни их предки не могли оставить ему право на жизнь. В конце перерезанная глотка испустила клокочущий кровавый хрип. Запись кончилась.
Все стояли, и молча смотрели в рябящий экран. Я ощутил сильную боль в правом плече, которое мой сосед сжал пальцами до белых ногтей.
Думаю, многие из нас, если не все, не раз с содроганием думали о том, как поведут себя, оказавшись в подобной ситуации. И никто, я уверен, не дал себе однозначного ответа. Но именно этот прапорщик, наш нелепый Дрищ, показал всем нам, как можно и должно вести себя, принимая смерть достойно...
Он был просто обычный парень. Каких много.

 

[Спартанец]

Внук Саддама Хуссейна – храбрейший мальчик XXI века. Он гонял 6 часов американский спецназ (400 человек)

Американская газета New York Times выбрала “самого храброго и бесстрашного мальчика XXI века.”

Этот мальчик — Мустафа Саддам Хусейн из Ирака. 14-летний внук Саддама Хусейна стал последним, кто с автоматом в руках оказал сопротивление американским спецназовцам во время штурма особняка шейха Наввафа Зейдана. В тот момент он оставался единственным живым человеком в доме, а рядом с ним лежали трупы его отца Кусая, дяди Удэя и их охранника Абдель-Самада.

По свидетельству американских солдат, участвовавших в операции, когда они ворвались в дом, Мустафа Хуссейн открыл по ним огонь из автомата.

Американские войска численностью в 400 солдат блокировали его. После того, как у него перед глазами убили дядю и отца, мальчик отстреливался и убил 14 американских пехотинцев из снайперской винтовки. Бой с внуком Саддама Хуссейна длился около шести часов.

Когда американцы убили мальчика, они не могли поверить в то, что столько времени им противостоял один человек, а ещё больше их повергло в шок то, что это был фактически — ребёнок.

В конце статьи о Мустафе журналист газеты New York Times Роберт Ейск пишет: «Если бы у нас был кто-то, подобный этому мальчику, то мы бы построили ему в каждом городе памятник.

Говорили бы о его храбрости везде и всюду, и он был бы примером для подражания подрастающему поколению, было бы на кого равняться».

 

[Спартанец]

https://m.youtube.com/watch?v=0-GA2oAfdBw

 

[Desmaster]

https://www.youtube.com/watch?v=lZS4xJqp7d0

Один на сотни километров в самом холодном обитаемом месте на планете Земля.

Уже 30 лет отшельник Тимофей Меньшиков живет вдали от цивилизации. Он пережил шестидесятиградусные морозы и сорокаградусную жару.

Живет отшельник в домике из земли и дерева. А питается лишь, "что Бог послал". Его друзья и компаньоны - только собака и кошка.